Кипятком переживаний
Обварив сердца и рты,
Для спасенья главных тканей –
Рвите старые бинты!
Удаляйте слой за слоем,
Затирайте день за днем –
Из остывшего былого
И оставшегося в нем.
Пусть огонь пылает выше –
Топлива полным-полно.
Лучше сядем на кострище,
Чем на илистое дно.
Обожженые, но живы.
Оба – обожествлены –
Слушаем нетерпеливых
Первых ласточек весны.
Ты видишь – лес. Но в нем твои деревья –
Все – не твои давно.
Будь честен. Как назовешь то, что не знаешь?
Что не дает покоя? Просто верь мне.
Спустись на дно
И посмотри отсюда через залежь:
На берегу – кувшинки.
А в воде –
Тот, кто пытается сорвать их.
Переверни же шар,
Перемешай:
Людей, цветы, потоки, берег,
футболки, платья
тех и этих.
И на вращение внимательно смотри.
Что упадет в ладонь,
То – и бери.
Пора – не пора, я иду.
Со двора и с проложенных тропок,
Нарушив последние сроки,
Увязнувшие в меду.
Пора мне, пора – посмотри:
Вся карта в стоянках, а точку
Прибытия видно не четче,
Чем в самом начале пути.
С собой не возьму, извини,
Ни спутников, ни провианта.
Мне хватит упорства. Со старта
До финиша. До-ре-ми.
Привет, малыш!
Куда бежишь?
Там свет был, но исчез.
Там бьют под дых,
Там сотни злых
И ветреных существ.
Там трон стоит
И говорит,
Что ты, лишь ты – король!
Но этот слог –
блудливый Бог –
К безумию пароль.
Малыш, держи
Настороже
Все пять известных чувств.
Но будь шестым
Ведом одним –
И никогда не трусь.
Твой шаг широк –
И, взяв за рог,
Хватайся за другой.
Пришпорь быка!
Спеши, пока
Твой путь ведет домой.
На пустой стеклянной банке, на поверхности прозрачной
На воздушном одеяле, на невидимом окне
кто-то серый и бездомный постоянно горько плачет,
еле слышно, безутешно
плачет, плачет обо мне.
Я его не понимаю – у меня другое сердце,
я не вижу и не знаю – только изредка во сне
сквозь пространства и дороги оглушающе несется
глас трубы иерихонской – звуки плача обо мне.
Кто ты, плакальщик прозрачный? почему ты так настойчив?
Посмотри в себя получше, слезы горькие утри –
Безупречно ядовиты – они слишком долго точат
Тайную окаменелость где-то слева и внутри.
Плачет, плачет невидимка. Продолжается проклятье.
Зло вгрызается, хохочет и шипит в плотине течь.
Я обеими руками не могу теперь сдержать их –
Прорываются сквозь пальцы – горы низвергают с плеч.
Дом затоплен и дорога. В мире все теперь прозрачно.
Ясно так, что не укрыться, режет так – что только тронь.
Но приносит запах дыма южный ветер – это значит,
Где-то близко снова, снова разгорается огонь.
Ты говоришь: Марсель,
Я говорю: Пруст.
Ты говоришь – город!
Я говорю – пуст.
Ты говоришь: едем!
И отправляешься в путь.
Я улыбаюсь вслед и
Пытаюсь..
вдохнуть…
Чего ты боишься? Все самое страшное
Давно позади. И позавчерашнего
Супа – не сваришь ни с кем.
При слове грядущее – как тебе нравится?! –
И мыши, и люди – все разбегаются.
Морфий – экстракт из морфем –
Он согласован со временем, с местностью,
Его не достать в кулуарах словесности –
Щедро посыпь им рубец
Отрезанных страхов по линии алого,
Пей его, милый, вдыхай или вкалывай –
станешь собой, наконец.
на преодолении
только существую.
ничьего согласия
не прошу.
рву стихотворения –
в жизнь по лепестку – я.
и бросаю в пасть ее.
и дышу.
Нарисованные совы
Ярко-розовых лесов,
Победители засовов,
Сторожа моих основ.
Лупоглазые старушки, –
Вы садитесь на ладонь –
В перьях спрятанные ушки,
В сердце спрятанный огонь.
Вылетайте и летайте
По углам моей души,
Если можете – спасайте
Все, что можно в ней спасти.
И, танцуя пасодобль,
Возвращайтесь на постой,
Нарисованные совы
Нарисованных лесов.
По канатику к тебе в гости бы,
А я снова – на эшафотике.
Что ж не нравится тебе, Господи, –
Почему же настолько против ты.
Восемь жизней уже истрачено,
А девятая все не кончается.
И могла быть такая встреча, но –
Никакая не получается.
Снова будет мольба беззвучная,
Стульев, жизней и рук ломание..
Не представится что ли случая
Хоть настолечко понимания.
Что ж канатики все обрываются –
За какой ни тянула, ни дергала б –
И к обедне трезвон не кончается,
Где на сладкое – снова горькое.